Мощь казахского слова

Но чем же продиктована необходимость у нашего народа употреблять для обозначения, к примеру, времени суток 35 (!) слов, тогда как в других языках их не более десятка?

По словам доктора филологи­ческих наук, профессора кафедры теории и практики перевода ЕНУ им. Л. Гумилева Марал Амалбековой, особенности образа жизни народа находят отражение в его языке.

– Многие известные лингвис­ты (среди них нейролингвист Татья­на Черниговская) считают, что язык был создан не как средство коммуникации, а для мышления и организации мира. Под последним можно понимать адаптацию групп людей к разнообразным ландшафтам Земли, климатическим условиям, гео­графической среде, в которых, по теории Льва Гумилева, формируются различные этносы и культурные традиции. Каждый этнос создает свой язык в зависимости от образа жизни. Для казахов таким образом жизни стало кочевничество, максимально адаптированное к природным условиям. Ученый-номадовед Нурболат Масанов в своей книге «Кочевая цивилизация казахов» очень четко обосновывает вынуж­денность казахов вести кочевой образ жизни: 50% территории Казахстана составляет пус­тыня, 25% – полупустыня, 20% – степь и только 5–7% – лесостепь. Чтобы заниматься, например, неполивным земледелием, требуется 400 миллиметров атмосферных осадков в год, а в Казахстане их почти вдвое меньше. В таких условиях, считал он, кочевое скотоводство было единственным способом адаптации человека к экстремальным природно-климатическим условиям региона. Каждый кочевник должен был иметь две профессии. Скотовода – знать, как кормить, поить, лечить, ухаживать за скотом, и кочевника – уметь ориентироваться в пространстве, предугадывать направление ветров, время атмосферных осадков, знать особенности произрас­тания растительного покрова, находить воду в безводной степи. Особенности такого образа жизни, когда человек 24 часа в сутки все 12 месяцев в году занимается скотоводством, нашли отражение в языке казахов. Поэтому много слов для обозначения, например, овечьей шерсти: жабағы жүн – шерсть весенней стрижки, күзем жүн – шерсть осенней стрижки, өлі жүн – «мертвая» шерсть, когда животные линяют, биязы жүн – тонкая, неж-
ная шерсть, ұяң жүн – шерсть без щетинок, мамық жүн – мягкая шерсть, пух, қылшық жүн – грубая, с шерстинками. Верблюжья шерсть бывает трех видов: биязы, жабағы, шуда (длинная шерсть с нижней стороны шеи и на ногах выше колен верблюда). Шуда бывает трех видов: желке шуда, тізе шуда, томақшы. А сколько лексем, характеризующих возраст коня: құлын⁄құлыншақ, жабағы, тай, арда емген, дөнен, құнан, байтал, бесті и так далее.

Герольд Бельгер как переводчик казахской художественной прозы (он перевел на русский 14 романов, 25 повестей, 12 сценариев и пьес, рассказов, очерков и статей – 174) неоднократно отмечал, что многим казахским словам нет адеквата ни в русском, ни в немецком языках, да и во многих европейских. Подтверждая это, он во всех своих эссе проводит параллель между казахским и русским языками, иногда подключает и немецкий.

– Можно ли продемонстрировать это примерами?

– Возьмем наименование временных отрезков суток. В русском языке это утро, обед, вечер. Можно еще сказать – рассвет, раннее утро, позднее утро, но все равно это утро; ранний обед, поздний обед, но все равно обед; ранний вечер, поздний вечер, но все равно вечер. Есть еще после полудня, полдник, сутемень, сумерки. И вроде бы все, дальше не сразу и придумаешь что-то новое. В казахском языке для обозначения времени суток имеется 35 слов (!).

І. Таң ертең – утро. А) Елең-алаң – предутренние сумерки, перед рассветом. Все еще неоп­ределенно, неясно; б) құланиек, құлансәрі – начинает светать и уже можно различать очертания предметов; в) таңсәрі – пора, когда на землю падает свет, но солн­це еще не взошло; г) таң – пора, когда показывается, встает солн­це. ІІ. Сәске – пора, когда солнце всплыло над горизонтом. А) Сиыр сәске – пора, когда солн­це поднялось на длину аркана; б) сәскетүс – примерно около 12 часов дня; в) ұлы сәске – полдень, перед обедом. ІІІ. Түс – обед. А) Тал түс, талма түс, тапа-тал түс – примерно около часа дня, верхушка дня, пик дня, разомлевший день; б) шаңқай түс – время дня, когда тень самая короткая, примерно около 2 часов дня. IV. Бесін – пос­ле полудня, солнце перевалило зенит. А) Ұлы бесін – солнце начинает клонить к закату; б) кіші бесін – солнце склонилось заметнее; в) құлама бесін – еще более склонилось; г) екінді – приближается вечер, солнце уже низко; д) намаздыгер – солнце готовится к закату, склонилось над своим «гнез­дом». V. Ақшам, ымырт – вечер, сумерки. А) Алагеуім – солнце вот-вот зайдет, ранние сумерки; б) кеугім, кеуім, ымырт – солн­це зашло, ­сгущаются сумерки; в) кешқұрым, намазшам – время вечерней молитвы; г) кеш – все окутано сумерками, начало ночи. VI. Түн – ночь. А) Іңір – пора перед наступлением ночи, природа готовится ко сну; б) қызыл іңір – начало ночи; в) жарым түн – полночь; г) таң қараңғысы – гус­тая мгла, пора ­перед рассветом, близится рассвет.

– А чем продиктована необходимость скотоводов-кочевников так тонко и точно чувствовать и определять время? Любовью к поэзии?

– По мнению Герольда Бельгера, это была не пустая прихоть, а потребность, продиктованная жизненной необходимостью. На самом деле, при отсутствии часов все хозяйственные дела – выгон скота на выпас и возвращения оттуда, время дойки кобылиц (сначала каждый час, затем через полтора часа), пора обеда-завтрака-ужина, совершения пятиразового намаза и так далее) – определялись именно по местоположению солнца на небосводе. Многие из этих слов употребляются в речи казахов. Например, я с детства помню, как мама говорила «Тападай-тал түсте не ұйқы?» («Кто спит средь бела дня?») или «Іңірде келіп тұр» («Кто-то пришел в позднее время»).

Примеров разнообразия, богатства казахского языка в эссе «Казахское слово» Герольда Бельгера очень много. Опираясь на свой переводческий опыт, он говорит, что в произведениях казахских авторов чаще используются гиперонимы (слова с общим значением, обобщенным названием предметов) для наименования деревьев, ягод, цветов, трав (ағаш, торғай, терек, тал, шөп и другие), в то время как в казахском языке огромное количество гипонимов (слов с конкретным значением) для обозначения флоры и фауны Казахстана. И приводит более 80 примеров из своего словаря, созданного им за годы переводческой практики по различным тематическим группам, а также 78 названий флоры только Семиречья, употребленных в своем поэтическом творчестве Ильясом Жансугуровым. Переводчик утверждал, что можно продолжить этот список еще страницы на две-три.

Зная наименования флоры и фауны, можно понимать топонимику Казахстана. Например, по дороге в Караганду проезжаешь селения Аршалы (можжевельник), Ошаганды (репей), само название Қарағанды означает много караганника. А эссе Абиша Кекильбаева «Пробуждение спящей красавицы» – это вообще справочник по топонимике Мангыстауской области: Каражамбас, Барс, Шагала, Саркауак, Бескемпир, Кокбулак, Жезды, Жоласкан, Шакырган, Карабогаз, Жаманкала, Кенарал, Иткеткен­арал и так далее. Герольд Бельгер тоже много пишет о топонимике Казахстана: Көктерек, Қаратал, Жаңа жол, Жаңа су, Жаңа талап, Талап, Ақсу, Өрнек. Он очень много сделал для пропаганды казахского языка, казахской литературы, культуры и как переводчик, и как публицист. Его эссе «Казахское слово», на мой взгляд, должен прочитать каждый казахстанец, чтобы иметь представление о богатстве и красочности казахского языка.

В каждом своем эссе он упот­ребляет казахские слова, пословицы, поговорки, отрывки из произведений Абая, Мухтара Ауэзова, Ильяса Жансугурова. Всегда дает к ним перевод, чтобы русскоязычный читатель мог прикоснуться к казахской культуре. Такая подача очень важна. Профессор Тартуского университета (Эстония) Александр Дуличенко в своем отзыве на мой автореферат докторской диссертации пожурил меня за то, что все казахские лексемы даются без переводов (во многих работах казахстанских лингвис­тов то же самое). Переводы или эквиваленты нужны для того, чтобы работы языковедов Казахстана были понятны за пределами республики.

– Почему даже мы, казахи, не замечаем красоту и возможнос­ти своего языка?

– Многое в родном языке познается и раскрывается при сравнении с другими языками. Например, казах говорит на казахском языке и все воспринимает в нем, как само собой разумеющееся, а осознать, что в других языках какие-то явления могут быть представлены по-другому, не может, да и не задумывается над этим. Я сталкивалась с ситуацией, когда меня попросили провести несколько занятий по русскому языку с одним 35-летним чиновником, занимавшим довольно высокий пост в одном из министерств. Он очень хорошо владел казахским языком, был великолепным оратором, но русским языком владел не так, как родным. Я решила начать обучение с родов имен существительных, от которых зависят формы прилагательного, местоимения, глагола, числительного и так далее. Мы с ним выполнили упражнения по согласованию разных частей речи, составлению словосочетаний и предложений. Вроде бы все понятно. И в конце он спрашивает: «Қазақ тілінде бұл қалай?» Когда я сказала, что в казахском языке нет категории рода, он был потрясен: как нет? В русском есть, а в казахском нет?!

Поэтому только в сравнении с другими языками можно познать богатство и возможности своего родного языка. Например, идея написания статьи «Перевод казахских лексем с компонентом «верблюд» на английский язык» у меня возникла после очередного прочтения повести Сатимжана Санбаева «Белая аруана». В казахском языке имеется более 20 лексем для обозначения верблюда: түйе, нар, бура, үлек, қаспақ, желбая, жалбай, аруана, інген, атан, арван, қайыма, буыршын, бота, тайлақ, азбан, тұмса, жампоз, майя, лек, нарша, құнажын и так далее (эти примеры также из эссе Герольда Бельгера «Казахское слово»). В тексте оригинала повести используется всего 6 казахских лексем: тайлақ, аруана, шалқұйрық, инген, бура, лек. Из русских лексем употреблены верблюдица, верблюжонок и транслитерированные формы казахских лексем. В английском переводе казахские лексемы представлены 4 словами: calf, camel, dromedary, bactrian, являющиеся гиперонимами (обобщенными словами) по отношению к казахским лексемам.

Примеров подобной детализации лексического значения в казахском языке можно привести много. Например, для обозначения периодов жизни представителей мужского пола от рождения до 60 лет имеется около 13 слов, названий молочных продуктов – более 20, беркута – около 10, к слову «вид» в казахском языке можно подобрать до 25 синонимов!

Русский и английский языки являются более обобщенными, то есть гиперонимичными по сравнению с казахским языком. Отсюда вывод – чтобы познать казахский язык, нужно сравнивать его с русским, английским и другими языками. Таким образом, мы вышли на проблему полиязычности или проще – на языковую политику Казахстана.

– То, что молодое поколение казахстанцев сейчас даже не двуязычное, а уже полиязычное, – это хорошо или плохо по отношению к государственному языку?

– Это не только не страшно, это полезно. Культуролог и философ, доктор филологических наук Георгий Гачев считает, что двуязычие – это диалог мировоззрений и объемность мышления. «Двуязычник», живя между двух моделей мира, явственно ощущает недостаточность, относительность каждой из них, чего не видит самоуверенный «одноязычник», на каком бы великом языке он ни мыслил.

Мнение о том, что полиязычие мешает развитию и становлению казахского языка, на мой взгляд, ошибочно. Позиции казахского языка как государственного укреп­ляются. В подтверждение этого можно привести результаты научных исследований. Например, в начале 80-х годов ХХ века под руководством доктора филологических наук Моисея Копыленко было проведено полевое исследование функционирования русского языка в Алма-Атинской, Кзыл-Ординской, Кокчетавской (сейчас – Акмолинской), Семипалатинской (Восточно-Казахстанской) областях. В своей монографии «Функционирование русского языка в различных слоях казахского населения» он показал несомненное доминирование русского языка. В 2002 году, ровно через 20 лет, в этих же регионах на том же количестве информантов такое же анкетирование провела Дамина Шайбакова. Она пришла к выводу, что кардинальных перемен в функционировании языков не произошло, но тенденции к изменению функционального пространства языков просмат­риваются довольно четко, то есть использование казахского языка расширилось. В своей док­торской диссертации, которую ученый-лингвист защитила чуть позже по результатам того исследования, она утверждала, что «многочисленные жалобы на то, что закон о языках не работает, не­обоснованны. Закон работает в том темпе, который ему позволяет естественное функционирование языков вообще. Расширение использования казахского языка молодым поколением казахов обозначает благоприятные для него перспективы».

С тех пор прошло 19 лет. Было бы интересно провести подобное исследование в тех же регионах и на том же количестве информантов еще раз. Результаты, думаю, были бы впечатляющие. По моим наблюдениям, востребованность казахского языка растет, на нем стали больше говорить и писать. Но нужны, как говорил Герольд Бельгер, терпение, старание, пос­тоянные усилия, общественная, государственная, индивидуальная воля и повседневная, взыс­кующая любовь к главному богатству народной души – языку.