Новый обертон домбры

Однажды композитор Александр Даргомыжский сказал: если бы все, что происходит в душе человека, можно было выразить словами, музыки не было бы вообще. Но мир полон музыки, потому что возможности языка не беспредельны. Даже самым талантливым музыковедам порой нелегко найти слова, равнозначные эмоциям музыкального творения, о котором они повествуют. А потому так дороги телевизионные программы «Музей звуков» и «Музыка имен» Юрия Аравина, в которых он красиво и увлекательно повествовал о неповторимом музыкальном наследии казахского народа. К радости любителей музыки и почитателей таланта Аравина, подготовлен новый цикл «Музея звуков», и первая передача выйдет в марте.

– Как говорит мой любимый поэт Олжас Сулейменов, «сидит под шкурой начало чувств у живого существа». И вот эта генетическая тяга к своим корням и привлекает сегодняшнюю молодежь к передачам о национальной культуре, – считает Юрий Петрович. – Многие русскоязычные казахи говорили мне, что передачи, которые выходили в эфир на русском языке, всегда были для них прекрасной возможностью ближе познакомиться с музыкальной культурой предков. Именно такие передачи воспитывают уважительное отношение к наследию своего народа. Мне представляется, что такая форма преподнесения истории культуры казахского народа, как в «Музее звуков», наиболее эффективна и вызывает естественное желание изучать не только историю, но и государственный язык. Это подтвердилось 13-летним существованием «Музея». Это подтвердилось и циклом телепередач «Музыка имен», в которых мы рассказывали о людях, чьими именами названы улицы Алматы. Одно воскресенье транслировалась передача о Шамши Калдаякове, в следующий раз – об Ахане-сэре, затем о Бородине, Тулебаеве, Джузеппе Верди и так далее.

– В 90-е годы в создании телепередач участвовали ваши ученики из мастер-класса «Дебют» школы телеведущих и тележурналистов. Будут ли они задействованы в новых циклах?

– Новый эфир я спланировал совершенно по-новому и посвятил их казахским народным инструментам. Поэтому в передачах будут принимать участие музыкальные мастера и исполнители, а моих учеников не будет. В 90-е годы состоялось 500 выходов «Музея» в эфир, а это более 200 оригинальных передач в течение 13 лет. Таким образом, «Музей звуков» стал самой долгоживущей программой на Казахском телевидении. Тогда для меня важным было, чтобы мои ученики, интервьюируя людей, расспрашивая их об ушедших талантливых земляках, проявляли интерес не только к казахским корням, но и к культуре западноевропейской, русской, мировой, наконец. Помню, необыкновенно интересной у нас получилась передача о Сергее Рахманинове. Лирическую тему в его произведении «Симфонические танцы», так близкую казахской мелодии «япыр-ай», композитор назвал темой «своей Родины». До сих пор неизвестно, каким образом эта казахская мелодия попала к композитору. Но не будем вдаваться в подробности, хотя одно время я специально занимался изучением этого вопроса. Итак, в начале передачи я просил мою студентку напеть мелодию «япыр-ай». Затем зритель слушал мелодию в обработке Ерзаковича на фортепиано. И после этого я предлагал послушать эту тему во второй части «Симфонических танцев» Рахманинова. Это производило потрясающее впечатление! Брало за душу! Таких интереснейших моментов из общности разных культур много. И они могли бы стать хорошим примером подспудного воспитания культуры, гражданственности, патриотизма. Такую задачу и поставил Президент, озвучивая общенациональную патриотическую идею нового казахстанского пат­риотизма «Мәңгілік Ел».

Мне вспоминается один постовой, который однажды остановил мою машину. Он подбежал и говорит: «Извините, ага. Я – больтириковец. Большое спасибо за ваши передачи о нашем крае – родине Больтирика, ученика акына Суюнбая». Национальная культура – это не просто народное творчество, это профессионализм устной традиции. Не каждый народ обладает такими богатствами.

– О каком инструменте пойдет речь в первой телепередаче возобновленного «Музея звуков»?

– Весь нынешний год намерен рассказывать о казахских народных инструментах, а это 20 передач. Уже готова первая программа о шертере, затем «пойдут» жетыген, сыбызгы и так далее. То есть принцип прост: говоря о народных инструментах, в первую очередь начинаю рассказ об инструментах-прародителях тех же домбры и кобыза, а это и есть шертер, жетыген, сыбызгы. Кроме того, рассказ об истории, конструкции, происхождении инструмента обязательно строю в контексте общемировой культуры, а не в отрыве от нее. При этом ставлю три проблемы – в первую очередь, это консервация обнаруженного археологами древнего инструмента, не дай бог, чтобы он рассыпался. Затем речь идет о рес­таврации, когда он сможет звучать в своей первооснове. И, наконец, реконструкция, то есть усовершенствование инструмента до современных требований ансамблевого или оркестрового звучания. А это значит, что передача «придет в гости» в мастерскую к музыкальному мастеру, который расскажет, как сегодня изготавливают народные инструменты. При этом свой рассказ я строю в сравнительном анализе с инструментами близких тюркских культур – народов Сибири и Азии, так гораздо интереснее.

У меня есть масса проектов. И когда спрашивают, не боюсь ли, что мою идею кто-то использует, всегда говорю: «Пожалуйста»! Некоторые идеи, которыми я делился со своими дебютантами, они уже воплотили в жизнь. Да, это мои идеи, но как приятно, что они зажили своей жизнью. Например, «Вернисаж одной картины». Эта идея была озвучена на мастер-классе, который я вел, мы ее проработали с несколькими дебютантами. А затем «Вернисаж» благополучно реализовался на телевидении. Правда, не знаю, кем. Впрочем, не мы рождаем идеи. Они уже существуют во Вселенной, а мы только подключаемся к всеобщему сознанию. Поэтому не иск­лючаю, что «Вернисаж одной картины» вполне мог родиться параллельно в голове другого профессио­нала. И он ее блистательно воплотил на телеэкране!

Кроме того, у нас много улиц, различных учреждений, носящих имена известных людей. Например, Дворец спорта имени Балуана Шолака. Для меня он, преж­де всего, певец, песни которого до сих пор поют в народе. Есть концертные залы, музеи имени Ыхласа, Курмангазы, Дины Нурпеи­совой и других. Это дает неисчерпаемую возможность создавать передачи. В 90-е годы я успел осуществить лишь около тридцати таких программ, на большее не нашлось финансовой поддержки.

Да просто грешно не воспользоваться возможностями ТВ на «полную катушку»! К примеру, можно сделать передачу «Музыкальный зоопарк». Это тоже не моя идея – Сен-Санс уже написал «Карнавал животных». Думаю, получился бы чрезвычайно интересный эфир. Дело в том, что в казахской музыке – для домбры, кобыза, сыбызги и других инструментов – есть весь животный мир, начиная от змеи, орла, кукушки, беркута, ворона, сокола и заканчивая конем, верблюдом и другими. Воспеты реки, озера, хрусталь родников, ветер, солнце, луна, волны… То есть можно бесконечно рассказывать о фауне и флоре и подкреп­лять свои рассказы музыкой казахских композиторов.

– Думаю, если реализовать ваши задумки на экране, то вполне можно было бы из них составить телевизионную энциклопедию.

– В Казахстане до сих пор нет энциклопедии казахской музыки. Многие пишут и звонят мне с просьбой составить телевизионную версию энциклопедии казахской музыки, телепередачи для учебного процесса. Когда выходили мои телепрограммы, люди записывали их на видеомагнитофон. Но такие записи сложно использовать для занятий, так как они не адаптированы к учебному процессу.

– Вы, русский по национальности человек, посвятили себя изучению казахской музыки. Откуда такая увлеченность?

– Мой отец Петр Васильевич Аравин был исследователем казахской культуры. Благодаря ему удалось обнаружить новые материалы о Курмангазы и Даулеткерее – великих казахских композиторах XIX века. По ним документально установлена история судебного преследования Курмангазы, выявлены творческие связи Даулеткерея с русской культурой, впервые обнаружены фотографии и живописные порт­реты Даулеткерея. Также Петр Васильевич обнаружил множество документов, проливших свет на жизнь крупнейших представителей западноказахстанской домбровой музыки – Сейтека, Мусарали, Аликея, Туркеша.

Все это было для меня необыкновенно увлекательно и продолжает интересовать до сих пор. Думаю, мне удалось сломать стереотип, что о казахской музыке можно говорить в основном по-казахски, а о русской – по-русски. На любом языке можно интересно рассказать о кюйши и акынах, раскрыть неповторимую особенность их мелодии и даже отдельного звука музыкальных инструментов, на которых они играли.

Музыкальное наследие казахов чрезвычайно сложное, хотя, на первый взгляд, музыка может показаться простой. Впрочем, давно известно: все гениальное просто. Вот, к примеру, домбра – всего две струны. Но какое огромное разнообразие призвуков-обертончиков можно извлечь из нее! Нет другого инструмента, который бы так точно передавал звуки Степи. А кобыз с его совершенно особенным, каким-то загадочным звучанием, напоминающим порой лебединый крик? Даже не верится, что его могли сотворить человеческие руки. Этому удивительному инструменту я посвятил отдельную передачу и рассказал о красивой поэтической легенде, связанной с рождением кобыза. Слушая старинную народную песню, невольно восторгаешься талантом древнего музыканта, сумевшего на струнах кобыза изумительно тонко и верно передать состояние человеческой души – ее волнения и страх, любовь и ненависть, трусость и мужество…

Кстати, за цикл передач «Музей звуков» мне присвоили звание заслуженного деятеля искусств Казахстана. Но не «за долгий и упорный труд…». На самом деле то, чем я занимаюсь, это мое любимое дело. Мое жизненное кредо – делать то, что тебе самому приятно, не противоречит критериям нравственности, чести и долга. И помочь другим ощутить полноту жизни, насладиться красотой и гармонией Высокого и Вечного. Все это заключено как раз в музыке.

Раушан ШУЛЕМБАЕВА 

фото Юрия БЕККЕРА