Дастаны из войлочной книги
2512
Раушан Шулембаева
ҚанІшер
Наследие поэта, ученого-этнографа и собирателя генеалогии и устного народного творчества Машхура Жусипа Копеева (1858–1931) составляют тетради и рукописи, насчитывающие от 200 до 700 страниц арабского и латинского текста.
– Особой заслугой казахского поэта и ученого является записанное им древнее наследие устной литературы, такие историко-культурные и этнографические материалы, как «Үлгілі сөз», «Бата», «Жар-жар», «Беташар», «Жоқтау», «Қара өлең», «Қайым өлең», «Айтыс», «Бақсының сөзі» и другие, – говорит директор Республиканского центра по изучению исторических материалов при Институте востоковедения им. Р. Б. Сулейменова, член-корреспондент НАН РК, профессор Меруерт Абусеитова. – Отдельного внимания заслуживают казахские шежіре (генеалогические родословные) – «Қазақ түбі», «Қоқан хандарының тарихы», «Шанышқылы Бердіқожа тарихы», «Абылғазы хан сөйлеген шежіреден жазылған сөз», «Қазақтың қай уақыт үш жүз атанғаны», «Орта жүз тарихы», «Қаракесек тарихы», «Найман тарихы», «Қыпшақ тарихы», «Қанжығалы тарихы», «Керей тарихы».
Благодаря собирателю устного народного творчества до нас дошли исторические данные о казахских ханах, батырах и биях. С переводами избранных произведений Копеева можно ознакомиться в сборнике Института востоковедения, где литературно-научный перевод поэтических и прозаических произведений на русский язык выполнила доктор филологических наук, профессор Нагима Сагандыкова.
Среди трудов внимание привлекает поэма о хане Абылае. Причем Копеев записал две версии этой поэмы, которые бытовали в народе.
В первой версии записи Машхура Жусипа начинаются так: «Эту историю мне рассказал не Жабреил (архангел Гавриил. – Авт.), прилетев с небес. У казахов нет письменного шежіре: что бы ни говорили, но, говорят, из войлочной книги (иронично-шутливое название устного повествования. – Авт.) увиденное и услышанное передается из уст в уста. И когда начинался рассказ, обычно говорили: «Это говорил тот-то, так сказал этот... уши, которые слышали это, не виноваты». Я с детства стал записывать на бумагу все, что слышал, и оно стало главным моим богатством, то есть, образно, все это – мои бараны, лошади...
Если рассказывать, что я слышал, то рослый, мужественный Есим-хан от своей байбише имел сына Салкам Жангира, от него родился Аз Тауке. От Тауке родился Болатхан, а от него – Абилмамбет и Самеке. Все они были ханами. От младшей жены Салкам Жангира родился единственный Улбакы. От Улбакы родился единственный сын – Қанішер (Кровопийца) Абылай. От него родился один Коркемулы, от него родился тоже один сын – Абилмансур (султан, впоследствии ставший ханом всех трех казахских жузов и прозванный в честь деда Абылаем. – Авт.).
Когда был ханом Аз Тауке, то Кровопийца Абылай стал вести борьбу за трон, ни с кем не уживался, убил многих своих близких родственников, стараясь захватить власть, поэтому люди его и прозвали Кровопийцей Абылаем. В конце концов он был вынужден бежать в Ургенч и искать покровительства дяди (брата своей матери) Каип-хана. После прибытия Кровопийцы Абылая на владения Каип-хана напали враги. И тогда Каип-хан, спасаясь, бежал в земли Младшего жуза. А о том, что случилось с Кровопийцей Абылаем, жив он или мертв, никто ничего не знает...»
Сабалақ-Абилмансур
Далее повествуется о внуке Кровопийцы Абылая – Абилмансуре (1711–1781): «...Это был достойнейший казахский хан. Для всех казахов он сил не жалел, трудясь. Отец Абылая был деспотичным человеком, в обиде, что ханство ему не досталось, он покинул родных. В Ургенч он уехал, к брату своей матери, который был там ханом, звали его Каип (Гаип)».
Рассказывается также о юношеских годах Абилмансура, которые он провел в изгнании: «Был голод актабан-шубырынды. Народ разбрелся в поисках пищи. Мальчик Абилмансур осиротел, остался без попечительства и голодал. Подросток решил вернуться на Родину, прошел он пустыни голодным и нищим, шел неустанно в родные края. Пришел в Туркестан к хану Абилмамбету... Тот не захотел обласкать племянника. Юноша понял, что здесь он не нужен, и решил не оставаться в Туркестане».
Отвергнутому Абилмансуру пришлось выживать, и он нанялся пастухом к знатному бию Толе. Наученный горьким опытом, юноша скрыл свои имя и происхождение, тогда его презрительно прозвали Сабалаком (лохматый, неопрятный) за его лохмотья. Но, как пели жыршы и сказители, Абилмансур, невзирая на людское презрение, держался с достоинством и полюбил одиночество.
В те времена часто случались военные стычки с джунгарами, нападавшими на земли казахов. И каждый раз юный Абилмансур бросался в бой с кличем «Абылай», таким образом призывая на помощь духа своего деда. А в одном из поединков он убил достойного противника – Шарыша (Сару), наследника предводителя джунгар Галдана Церэна. В конце концов храброго Сабалака-Абилмансура прозвали за его клич батыром Абылаем. Вначале он участвовал в сражениях как рядовой солдат, но его талант военного стратега и тактика снискал ему славу мудрого воина. К его советам стали прислушиваться, а вскоре прояснилось знатное происхождение Абилмансура, люди узнали, что он – это исчезнувший когда-то сын султана Коркемулы...
В подарок – племя
Во второй версии исторической поэмы Абилмансур предстает таким же достойным и мужественным: «Хан Абылай был главной опорой казахов, дубинкой в руках народа и защитой его. Когда у киргизов ханом стал Садырбала, Айтеке с шестью сыновьями был бессилен (остался в тени власти). Тогда Садырбала хвастался: «Я захватил казы Мамека, захватил Алибека Шолака, покорил кокжала Барака, взял одноглазого Карака. Говорят, на Сарыарке старый сарт Абылай, что может он мне сделать?» Абылай, услышав эти слова, рассердился, бросил клич всем трем жузам.
Назвали поход «Қыл қуйрық» и двинулись в долины рек Шу и Талас... Абылай отправил послов к Садырбале со словами: «Если он чернь, то пусть сникнет, как баба. Если он хан, пусть гордо предстанет предо мной». Тогда Садырбала отвечал: «Пусть он даст мне времени недельку... привезу подарки и угощения и с почетом отправлю назад». Перед казахскими послами он извивался, кланялся, с тем их и оставил. А сам тем временем тайно собирал большое войско. Казахи, беспечно ожидавшие обещанного Садырбалой почета и подарков, были разбиты наголову».
Далее в народном произведении предстает новый герой – святой блаженный Аздер, прозванный Босоногим за то, что во все времена года ходил босым. Он как раз и встретился на пути бежавшим от киргизов казахским воинам. Увидев солдат, тут же стал говорить им о том, что великий Амир Темир всегда молился святому Султану Азрету и построил ему мавзолей. Тогда воины попросили Босоногого Аздера помочь им своими чудесами. Но тот возразил: «Когда я находился среди киргизов, то заимел родного ребенка, это и есть тот самый Садырбала. Скажите, как я пойду против родного единственного сына, как буду ему вредить?» В ответ святой услышал: «Он – один, а мы – многочисленное войско – твой народ, твои казахи, почитатели и ученики». Аздер растерялся: «Ох, вы меня сразили! Что же мне делать, ведь вы правы!»
После этих слов Аздер, как повествуется в поэме, действительно совершил чудо: он засунул указательный палец за щеку и три раза дунул со свистом в сторону киргизов. И после этого словно по волшебству киргизы вдруг «пустились наутек, словно бараны, смертельно испугавшиеся волков». Только что упивавшиеся победой киргизские батыры «в панике бежали, лезли друг на друга, словно кто-то невидимый выметал их веником».
Казахи помчались за ними, кололи и рубили врага. Мчались, пока не загнали киргизов на перевалы Карабалта и Соккылык. После этого события, как записал Машхур Жусип Копеев, киргизы, прося мира, подарили хану Абылаю в услужение один из своих родов Сару: «Сейчас среди аргынов есть племя, которое именуется «киргиз», говорят, это потомки тех киргизов, которые были подарены в свое время хану Абылаю».
Деревянная нога
Возвращаясь к киргизу Айтеке и его шести сыновьям, о которых упоминается в поэме в связи с киргизским ханом Садырбалой, Копеев напомнил о поговорке, согласно которой «месть не переносится на конец света». Дело в том, что внуки этого Айтеке – Жанкараш, Жантай, Карабек – впоследствии убили казахского хана Кенесары, батыров Наурызбая, Кудайменде, Ержана. И еще многие потомки хана Абылая погибли от их рук: «Золотой шатер для Кене никто не воздвигнул, как овцы после мора, лежат погибшие казахи. Остались в живых, уцелели восемьдесят батыров во главе с мужественным Агыбаем из рода шубыртпалы».
Среди тех 80 уцелевших казахов, как говорится в предании, оказался безногий воин: «Он был так грузен, что два человека едва сажали его на коня. Но когда он сидел на коне, то никто не мог ему противостоять, так он крепко и ловко держался в седле. Люди говорили, что он был знаменосцем хана Кенесары... Однажды в одном из сражений сразу две пули попали ему в ногу. Но он не уронил знамени, более того, он поскакал к полевому шалашу, повелел срочно вскипятить ковш жира. Тем временем знаменосец ударом ножа сам отрезал по колено свою раненую ногу, а рану макнул в кипящий жир, остановив кровотечение. Обваренную культю он быстро обвязал пустой штаниной, отрезанную ногу привязал к седлу и снова ринулся в бой. Звали батыра Байкозы».
Согласно записям Копеева, «батыру приделали деревянную ногу, и он благополучно дожил до старости, за ним навсегда сохранилось прозвище Деревянная нога. Его сын Нурмак был торговцем, мы его видели и знали... Нурмак во времена Танти в Кызылжаре был известным спекулянтом. Казахи называют его батыром. Я его батыром не называю. Он выносливый, живучий, о жизни и смерти не задумывается, цену душе не знает. Душа может улететь, но совесть не должна улетать и не надо терять честь».
Жадный бай и хазрет Галы
Следующий поучительный рассказ, записанный Копеевым, посвящен жадному баю, точнее, ценному уроку, который он получил: «Этот человек был богаче многих, но о Боге совсем забыл. Был очень жадным: ничего никому не давал. О подаче милостыни и слушать не хотел... Хазрет (в исламе уважительное обращение к человеку с высоким религиозным статусом. – Авт.) решил пойти к тому баю, сказав: «Испытаю-ка сам я его. Прикинусь нищим, милостыню попрошу».
Убедившись в безмерной жадности бая, хазрет, которого звали Галы, из сострадания решил помочь ему избавиться от порока и принял хитрое решение, объявив: «Я дам награду тому, кто ляжет в могилу». Но никто не согласился даже ради тысячи золотых. Лишь жадный бай задумался о дармовых деньгах, но жена стала его увещевать: «Послушай меня, не надо зариться на эти деньги».
Но он не послушал жену и ради денег лег в могилу. Правда, с условием, чтобы рядом были люди, которые помогут в случае необходимости. В общем, закопали бая и, согласно мусульманскому поверью, отошли от могилы на сорок шагов. И тут под землей баю явился Мункир-Нанкир (ангел, допрашивающий в могиле человека о его религии и вере. – Авт.). Однако бай остался верен своей жадности: «Иди подальше, я не пущу тебя рядом с собой на ночлег».
И тут на него стала давить могильная земля, откуда-то приползли страшные змеи и скорпионы, которые начали жалить его: «Это тебе наказание за то, что не давал зекет (налог в пользу нуждающихся. – Авт.). Ты ничего не жертвовал нищим!» Страшные вопли доносились из-под земли, и хазрет Галы сжалился. Откопали, наконец, побитого и покусанного бая, долго он приходил в себя: «Теперь я понял, что все в этой жизни преходяще, а скотина, которую я собирал с вожделением, оказалась мне врагом на том свете, потому что я утаивал налоги в погоне за богатством... Люди добрые, помните, жизнь обманчива, не забывайте о Судном дне!»
– Труды Машхура Жусипа Копеева являются бесценными, поскольку содержат в себе устную историческую традицию, а это эпосы, дастаны, айтысы, эпические жыры, исторические предания (қара сөз), назидания шешенов, сказки, загадки, пословицы, поговорки, – отметила Меруерт Хуатовна. – Копеев был уверен, что «для написания полной истории культуры казахского народа устная литература является тем недостающим кирпичом». При этом ученый-этнограф не поддавался влиянию ни западной, ни восточной традиций. В связи с этим он задавался вопросом: «Нынче повествующие шежіре переводят одни из китайской истории, другие – от русских авторов. Насколько это оправданно и может быть достоверно для казахов?» Поэтому сам Машхур Жусип строго придерживался степной историологии, передавая источники в том виде, в каком их сам услышал.
Наследие поэта, ученого-этнографа и собирателя генеалогии и устного народного творчества Машхура Жусипа Копеева (1858–1931) составляют тетради и рукописи, насчитывающие от 200 до 700 страниц арабского и латинского текста.
– Особой заслугой казахского поэта и ученого является записанное им древнее наследие устной литературы, такие историко-культурные и этнографические материалы, как «Үлгілі сөз», «Бата», «Жар-жар», «Беташар», «Жоқтау», «Қара өлең», «Қайым өлең», «Айтыс», «Бақсының сөзі» и другие, – говорит директор Республиканского центра по изучению исторических материалов при Институте востоковедения им. Р. Б. Сулейменова, член-корреспондент НАН РК, профессор Меруерт Абусеитова. – Отдельного внимания заслуживают казахские шежіре (генеалогические родословные) – «Қазақ түбі», «Қоқан хандарының тарихы», «Шанышқылы Бердіқожа тарихы», «Абылғазы хан сөйлеген шежіреден жазылған сөз», «Қазақтың қай уақыт үш жүз атанғаны», «Орта жүз тарихы», «Қаракесек тарихы», «Найман тарихы», «Қыпшақ тарихы», «Қанжығалы тарихы», «Керей тарихы».
Благодаря собирателю устного народного творчества до нас дошли исторические данные о казахских ханах, батырах и биях. С переводами избранных произведений Копеева можно ознакомиться в сборнике Института востоковедения, где литературно-научный перевод поэтических и прозаических произведений на русский язык выполнила доктор филологических наук, профессор Нагима Сагандыкова.
Среди трудов внимание привлекает поэма о хане Абылае. Причем Копеев записал две версии этой поэмы, которые бытовали в народе.
В первой версии записи Машхура Жусипа начинаются так: «Эту историю мне рассказал не Жабреил (архангел Гавриил. – Авт.), прилетев с небес. У казахов нет письменного шежіре: что бы ни говорили, но, говорят, из войлочной книги (иронично-шутливое название устного повествования. – Авт.) увиденное и услышанное передается из уст в уста. И когда начинался рассказ, обычно говорили: «Это говорил тот-то, так сказал этот... уши, которые слышали это, не виноваты». Я с детства стал записывать на бумагу все, что слышал, и оно стало главным моим богатством, то есть, образно, все это – мои бараны, лошади...
Если рассказывать, что я слышал, то рослый, мужественный Есим-хан от своей байбише имел сына Салкам Жангира, от него родился Аз Тауке. От Тауке родился Болатхан, а от него – Абилмамбет и Самеке. Все они были ханами. От младшей жены Салкам Жангира родился единственный Улбакы. От Улбакы родился единственный сын – Қанішер (Кровопийца) Абылай. От него родился один Коркемулы, от него родился тоже один сын – Абилмансур (султан, впоследствии ставший ханом всех трех казахских жузов и прозванный в честь деда Абылаем. – Авт.).
Когда был ханом Аз Тауке, то Кровопийца Абылай стал вести борьбу за трон, ни с кем не уживался, убил многих своих близких родственников, стараясь захватить власть, поэтому люди его и прозвали Кровопийцей Абылаем. В конце концов он был вынужден бежать в Ургенч и искать покровительства дяди (брата своей матери) Каип-хана. После прибытия Кровопийцы Абылая на владения Каип-хана напали враги. И тогда Каип-хан, спасаясь, бежал в земли Младшего жуза. А о том, что случилось с Кровопийцей Абылаем, жив он или мертв, никто ничего не знает...»
Сабалақ-Абилмансур
Далее повествуется о внуке Кровопийцы Абылая – Абилмансуре (1711–1781): «...Это был достойнейший казахский хан. Для всех казахов он сил не жалел, трудясь. Отец Абылая был деспотичным человеком, в обиде, что ханство ему не досталось, он покинул родных. В Ургенч он уехал, к брату своей матери, который был там ханом, звали его Каип (Гаип)».
Рассказывается также о юношеских годах Абилмансура, которые он провел в изгнании: «Был голод актабан-шубырынды. Народ разбрелся в поисках пищи. Мальчик Абилмансур осиротел, остался без попечительства и голодал. Подросток решил вернуться на Родину, прошел он пустыни голодным и нищим, шел неустанно в родные края. Пришел в Туркестан к хану Абилмамбету... Тот не захотел обласкать племянника. Юноша понял, что здесь он не нужен, и решил не оставаться в Туркестане».
Отвергнутому Абилмансуру пришлось выживать, и он нанялся пастухом к знатному бию Толе. Наученный горьким опытом, юноша скрыл свои имя и происхождение, тогда его презрительно прозвали Сабалаком (лохматый, неопрятный) за его лохмотья. Но, как пели жыршы и сказители, Абилмансур, невзирая на людское презрение, держался с достоинством и полюбил одиночество.
В те времена часто случались военные стычки с джунгарами, нападавшими на земли казахов. И каждый раз юный Абилмансур бросался в бой с кличем «Абылай», таким образом призывая на помощь духа своего деда. А в одном из поединков он убил достойного противника – Шарыша (Сару), наследника предводителя джунгар Галдана Церэна. В конце концов храброго Сабалака-Абилмансура прозвали за его клич батыром Абылаем. Вначале он участвовал в сражениях как рядовой солдат, но его талант военного стратега и тактика снискал ему славу мудрого воина. К его советам стали прислушиваться, а вскоре прояснилось знатное происхождение Абилмансура, люди узнали, что он – это исчезнувший когда-то сын султана Коркемулы...
В подарок – племя
Во второй версии исторической поэмы Абилмансур предстает таким же достойным и мужественным: «Хан Абылай был главной опорой казахов, дубинкой в руках народа и защитой его. Когда у киргизов ханом стал Садырбала, Айтеке с шестью сыновьями был бессилен (остался в тени власти). Тогда Садырбала хвастался: «Я захватил казы Мамека, захватил Алибека Шолака, покорил кокжала Барака, взял одноглазого Карака. Говорят, на Сарыарке старый сарт Абылай, что может он мне сделать?» Абылай, услышав эти слова, рассердился, бросил клич всем трем жузам.
Назвали поход «Қыл қуйрық» и двинулись в долины рек Шу и Талас... Абылай отправил послов к Садырбале со словами: «Если он чернь, то пусть сникнет, как баба. Если он хан, пусть гордо предстанет предо мной». Тогда Садырбала отвечал: «Пусть он даст мне времени недельку... привезу подарки и угощения и с почетом отправлю назад». Перед казахскими послами он извивался, кланялся, с тем их и оставил. А сам тем временем тайно собирал большое войско. Казахи, беспечно ожидавшие обещанного Садырбалой почета и подарков, были разбиты наголову».
Далее в народном произведении предстает новый герой – святой блаженный Аздер, прозванный Босоногим за то, что во все времена года ходил босым. Он как раз и встретился на пути бежавшим от киргизов казахским воинам. Увидев солдат, тут же стал говорить им о том, что великий Амир Темир всегда молился святому Султану Азрету и построил ему мавзолей. Тогда воины попросили Босоногого Аздера помочь им своими чудесами. Но тот возразил: «Когда я находился среди киргизов, то заимел родного ребенка, это и есть тот самый Садырбала. Скажите, как я пойду против родного единственного сына, как буду ему вредить?» В ответ святой услышал: «Он – один, а мы – многочисленное войско – твой народ, твои казахи, почитатели и ученики». Аздер растерялся: «Ох, вы меня сразили! Что же мне делать, ведь вы правы!»
После этих слов Аздер, как повествуется в поэме, действительно совершил чудо: он засунул указательный палец за щеку и три раза дунул со свистом в сторону киргизов. И после этого словно по волшебству киргизы вдруг «пустились наутек, словно бараны, смертельно испугавшиеся волков». Только что упивавшиеся победой киргизские батыры «в панике бежали, лезли друг на друга, словно кто-то невидимый выметал их веником».
Казахи помчались за ними, кололи и рубили врага. Мчались, пока не загнали киргизов на перевалы Карабалта и Соккылык. После этого события, как записал Машхур Жусип Копеев, киргизы, прося мира, подарили хану Абылаю в услужение один из своих родов Сару: «Сейчас среди аргынов есть племя, которое именуется «киргиз», говорят, это потомки тех киргизов, которые были подарены в свое время хану Абылаю».
Деревянная нога
Возвращаясь к киргизу Айтеке и его шести сыновьям, о которых упоминается в поэме в связи с киргизским ханом Садырбалой, Копеев напомнил о поговорке, согласно которой «месть не переносится на конец света». Дело в том, что внуки этого Айтеке – Жанкараш, Жантай, Карабек – впоследствии убили казахского хана Кенесары, батыров Наурызбая, Кудайменде, Ержана. И еще многие потомки хана Абылая погибли от их рук: «Золотой шатер для Кене никто не воздвигнул, как овцы после мора, лежат погибшие казахи. Остались в живых, уцелели восемьдесят батыров во главе с мужественным Агыбаем из рода шубыртпалы».
Среди тех 80 уцелевших казахов, как говорится в предании, оказался безногий воин: «Он был так грузен, что два человека едва сажали его на коня. Но когда он сидел на коне, то никто не мог ему противостоять, так он крепко и ловко держался в седле. Люди говорили, что он был знаменосцем хана Кенесары... Однажды в одном из сражений сразу две пули попали ему в ногу. Но он не уронил знамени, более того, он поскакал к полевому шалашу, повелел срочно вскипятить ковш жира. Тем временем знаменосец ударом ножа сам отрезал по колено свою раненую ногу, а рану макнул в кипящий жир, остановив кровотечение. Обваренную культю он быстро обвязал пустой штаниной, отрезанную ногу привязал к седлу и снова ринулся в бой. Звали батыра Байкозы».
Согласно записям Копеева, «батыру приделали деревянную ногу, и он благополучно дожил до старости, за ним навсегда сохранилось прозвище Деревянная нога. Его сын Нурмак был торговцем, мы его видели и знали... Нурмак во времена Танти в Кызылжаре был известным спекулянтом. Казахи называют его батыром. Я его батыром не называю. Он выносливый, живучий, о жизни и смерти не задумывается, цену душе не знает. Душа может улететь, но совесть не должна улетать и не надо терять честь».
Жадный бай и хазрет Галы
Следующий поучительный рассказ, записанный Копеевым, посвящен жадному баю, точнее, ценному уроку, который он получил: «Этот человек был богаче многих, но о Боге совсем забыл. Был очень жадным: ничего никому не давал. О подаче милостыни и слушать не хотел... Хазрет (в исламе уважительное обращение к человеку с высоким религиозным статусом. – Авт.) решил пойти к тому баю, сказав: «Испытаю-ка сам я его. Прикинусь нищим, милостыню попрошу».
Убедившись в безмерной жадности бая, хазрет, которого звали Галы, из сострадания решил помочь ему избавиться от порока и принял хитрое решение, объявив: «Я дам награду тому, кто ляжет в могилу». Но никто не согласился даже ради тысячи золотых. Лишь жадный бай задумался о дармовых деньгах, но жена стала его увещевать: «Послушай меня, не надо зариться на эти деньги».
Но он не послушал жену и ради денег лег в могилу. Правда, с условием, чтобы рядом были люди, которые помогут в случае необходимости. В общем, закопали бая и, согласно мусульманскому поверью, отошли от могилы на сорок шагов. И тут под землей баю явился Мункир-Нанкир (ангел, допрашивающий в могиле человека о его религии и вере. – Авт.). Однако бай остался верен своей жадности: «Иди подальше, я не пущу тебя рядом с собой на ночлег».
И тут на него стала давить могильная земля, откуда-то приползли страшные змеи и скорпионы, которые начали жалить его: «Это тебе наказание за то, что не давал зекет (налог в пользу нуждающихся. – Авт.). Ты ничего не жертвовал нищим!» Страшные вопли доносились из-под земли, и хазрет Галы сжалился. Откопали, наконец, побитого и покусанного бая, долго он приходил в себя: «Теперь я понял, что все в этой жизни преходяще, а скотина, которую я собирал с вожделением, оказалась мне врагом на том свете, потому что я утаивал налоги в погоне за богатством... Люди добрые, помните, жизнь обманчива, не забывайте о Судном дне!»
– Труды Машхура Жусипа Копеева являются бесценными, поскольку содержат в себе устную историческую традицию, а это эпосы, дастаны, айтысы, эпические жыры, исторические предания (қара сөз), назидания шешенов, сказки, загадки, пословицы, поговорки, – отметила Меруерт Хуатовна. – Копеев был уверен, что «для написания полной истории культуры казахского народа устная литература является тем недостающим кирпичом». При этом ученый-этнограф не поддавался влиянию ни западной, ни восточной традиций. В связи с этим он задавался вопросом: «Нынче повествующие шежіре переводят одни из китайской истории, другие – от русских авторов. Насколько это оправданно и может быть достоверно для казахов?» Поэтому сам Машхур Жусип строго придерживался степной историологии, передавая источники в том виде, в каком их сам услышал.
