Парадоксы И-Эль-Ви

Тревожная юность

Американские газеты писали о ней как о чуде. И были по-своему правы. Жизнь английской писательницы, участ­вовавшей в русском революционном движении, написавшей роман об итальянском борце за свободу и приобретшей благодаря советским журналистам мировую известность, действительно напоминает чудо. Но современные читатели, испытанные крутыми виражами писательских биографий, вряд ли продолжали бы говорить и спорить о феномене парадоксальной популярности Войнич, если бы это чудо ее жизни не оттенялось мрачными годами практически полного забвения. До 1955 года, когда литературовед Евгения Таратута опубликовала в журнале «Огонек» статью «Роман «Овод» и его автор», о писательнице не было известно главного: жива ли она? Ее фотографии, напечатанные в журнале, не воспроизводились с 1899 года, из-за чего многие считали Войнич мужчиной, соратником легендарного Гарибальди – образы итальянских борцов за независимость получились у писательницы настолько яркими, а сведения о ней самой были настолько скудными, что недостающий портрет любимого автора дорисовывала читательская фантазия.

Творческое становление Войнич неотделимо от этапных, переломных моментов ее насыщенного событиями жизненного пути. Будущая писательница была младшим ребенком в семье выдающегося английского математика Джорджа Буля, которого современные исследователи называют отцом математической логики и предтечей искусственного интеллекта. Когда он умер, Этель не было и года. Ее мать Мэри, мечтая дать пятерым своим дочерям хорошее образование, вела уроки математики и активно печаталась в газетах, но получаемых денег не хватало, и семье крупного ученого, памятью которого клялись все его коллеги, приходилось жить впроголодь.

В восьмилетнем возрасте девочка тяжело заболела, и мать была вынуждена отправить ее к дяде в Ланкашир. Брат покойного Джорджа Буля был мрачным и грубым человеком, считавшим, что высшие силы наделили его правом карать грешников, которыми, по его мнению, были все люди. Однажды он обвинил Этель в краже кусочка сахара и запер ее в темной комнате, решив, что так девочка быстрее сознается в своем «преступлении». Однако этого не произошло, и тогда дядя пригрозил племяннице, что силой введет ей в рот не то сыворотку правды, не то особое химическое вещество, которое выявит, что именно она съела сахар. «Я утоплюсь в пруду», – ответила девочка на эту угрозу. Дядя, напуганный решимостью племянницы, отступил. В тот же день у Этель случился нервный припадок.

В 1885 году девушка окончила Берлинскую консерваторию, учебу в которой ей позволило оплатить полученное за три года до этого скромное наследство. Но мечта стать знаменитой пианисткой так и осталась мечтой, ведь очень скоро после окончания консерватории Этель почувствовала, как ее руки сводит настолько сильная судорога, что даже прикоснуться к клавишам было невозможно. Врачи не могли толком объяснить причину каждодневных болей девушки, но в одном были уверены точно: современная медицина здесь абсолютно бессильна.

Дальнейший жизненный и творческий путь юной Этель во многом предопределила прочитанная ею книга «Подпольная Россия». Ее автором был известный писатель Сергей Степняк-Кравчинский, преследуемый царским правительством за свою революционную деятельность и вынужденный из-за этого эмигрировать в Англию. Книга Степняка, ставшая, как бы сказали сегодня, настоящим политическим бестселлером, представляла собой сборник очерков о борцах за свободу, которые, не страшась смерти, бросили вызов самодержавию. В «Подпольной России» писатель хотел, по собственным словам, «нарисовать людей, возможно похожих на живых, а не на куклы или суздальские иконы» и блестяще справился с поставленной задачей. Книгу высоко оценили виднейшие литераторы того времени: Эмиль Золя, Альфонс Доде, Марк Твен, Иван Тургенев и Уолт Уитмен.

Герои очерков Степняка открыли для юной свободолюбивой девушки принципиально новое мировосприятие. Ее восхитила та решимость, с которой противники царского режима были готовы отдать свои жизни ради лучшего будущего, ради вольности и раскрепощения своего народа. Ничего похожего в европейской литературе Этель не встречала. Особенно запомнились ей такие строки: «С того дня, когда в глубине своей души он поклялся освободить родину, он знает, что обрек себя на смерть. Он перекидывается с ней взглядом на своем бурном пути. Бесстрашно он идет ей навстречу, когда нужно, и умеет умереть не дрогнув... как воин, привыкший смотреть смерти прямо в лицо». Те, кто хорошо знаком с текстом романа «Овод», без труда проведут соответствующие параллели между образами революционеров, созданных Степняком-Кравчинским, и образом бесстрашного Феличе Ривареса, который стал главной художест­венной удачей Войнич. И параллели эти вполне естественны, ведь задумка романа родилась у писательницы именно тогда – в пору пылкой юности, после прочтения «Подпольной России».

На путях к «Оводу»

Но вряд ли сугубо книжный образ смог бы пленять сердца читателей так долго, как делал и делает это поныне храбрый Овод. Создать столь яркого литературного героя Войнич помогло ее непосредственное участие в русском революционном движении. В 1886 году состоялось ее личное знакомство с проживавшим в Лондоне Степняком-Кравчинским, который быстро смог обучить девушку русскому языку и привить ей на всю оставшуюся жизнь любовь к русской литературе. Через год она уже отправилась в Россию, где прожила больше двух лет. Вскоре после этого Степняк отправил Лили – именно так звали девушку знакомые с ней политэмигранты – письмо, в котором посоветовал взяться за перо: «Положительно Вы должны попробовать свои силы на писательстве. Кто может двумя-тремя строчками, иногда – словами схватить и передать характер природы, тот должен уметь, или по крайней мере может уметь, схватывать так же рельефно и вразумительно характер человека и явления жизни – если только он достаточно долго и внимательно наблюдал их».

18 ноября 1955 года состоялась встреча Этель Лилиан Войнич с советскими журналистами, заново открывшими
ее творчество всему миру

Последние слова Степняк подчеркнул неспроста и сделал это словно для нас сегодняшних. Ведь именно они дают ответ на вопрос о том, что именно является причиной жизненности, притягательности Овода как литературного героя. Шесть лет – с 1889 по 1895-й – работала Войнич над своим романом, одновременно с этим исполняя обязанности члена исполнительного комитета Общества русской свободы и сотрудника ежемесячника «Свободная Россия». Революционная работа свела ее с виднейшими политическими дея­телями и писателями: Фридрихом Энгельсом, Георгием Плехановым, Бернардом Шоу, Оскаром Уайльдом. Благодаря Степняку встретилась Этель и со своим будущим мужем, польским революционером Михаилом Вильфридом Войничем, фамилию которого прославит на весь мир.

Впервые «Овод» был опубликован в 1897 году в Нью-Йорке. К тому времени в переводе писательницы вышел ряд рассказов Всеволода Гаршина, Глеба Успенского и Василия Слепцова, сказки Михаила Салтыкова-Щедрина, «Женитьба» и «Записки сумасшедшего» Николая Гоголя, памфлет «Крокодил» Федора Достоевского и две небольшие пьесы Александра Островского. Перевела Войнич и несколько статей Степняка, предназначенных для сборника «Нигилизм как он есть». Сергей Михайлович очень хотел прочитать роман своей близкой подруги, ведь именно по его совету Лили «попробовала свои силы на писательстве». Однако увидеть книгу напечатанной ему так и не удалось. 23 декабря 1895 года, переходя железнодорожное полотно, Степняк-Кравчинский погиб под колесами поезда.

Мы не станем пересказывать сюжет «Овода», а постараемся ответить на главный вопрос: в чем новизна этого романа, позволившая ему привлечь к себе внимание миллионов читателей по всему миру? Евгения Таратута справедливо указывала, что во всей европейской литературе того времени не отыскать ни одного произведения, которое было бы схоже с «Оводом» в главном – во внутренней энергетике, в идейном богатстве и вольнолюбивом пафосе. Исключение составляет разве что «Спартак» итальянского писателя Рафаэлло Джованьоли. Войнич понимала, выражаясь словами Александра Блока, «что демоном и Дон-Жуаном в тот век вести себя – смешно», и потому, осторожно ориентируясь на творчество ближайших предшественников, одно­временно с этим сознательно бросала им вызов. Настоящим ориентиром был для писательницы гражданский пафос лучших произведений русской литературы, передовые идеи которой она смогла творчески переработать и воплотить в своем творчестве. Синтез этих идей с лучшими традициями английской литературы обусловили новаторство книги Войнич.

В самом деле, как далек ее главный герой, скажем, от культового для свое­го времени Чайльд-Гарольда – знамени мятежных индивидуалистов. Персонаж Байрона приходит к социальному критицизму вследствие собственного пресыщения жизнью, которую тратит на праздные развлечения. Ему кажется «тюрьмою – родина, могилой – отчий дом». При этом на критическом осмыслении действительности идейное развитие Чайльд-Гарольда, по сути, заканчивается – осуждая захватчиков и поработителей, он лишь посылает им угрозы, но до понимания необходимости участия в борьбе за свободу не поднимается. Принципиально отличается от него Феличе Риварес. Отличается прежде всего своей горячей любовью к жизни, любовью к угнетенной Родине. Для выражения этих чувств Войнич нашла, как нам кажется, идеальный ключ-образ ребенка, которым как бы кольцуется жизнь Овода. В молодости он беззаботно играет с крестьянской девочкой Аннет, а затем, став закаленным испытаниями борцом за свободу, заботится о бедном и голодном мальчике. Эта любовь к жизни неизбежно приводит Овода к борьбе за ее улучшение. Он не боится расстаться с жизнью – чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить, что Риварес командовал собственным расстрелом, – ведь, как отмечала Евгения Таратута, «идеи для него дороже жизни, а уверенность в конечном торжестве его идей придает ему силы».

Овод – образ глубоко индивидуальный и самобытный, но при этом воплощающий в себе характерные черты передовых людей всех времен. Именно поэтому он становился «своим» в любой стране, на языке которой появлялся роман Войнич. Таких, как Овод, часто именуют пассионариями. Поэтому и книга о его жизни является ярким примером литературы, которую тоже можно назвать пассионарной, то есть литературы действия, вдохновляющей, зовущей читателей вслед за своими героями, пробуждающей в их душах самые благородные и возвышенные чувства. Этим, на наш взгляд, и определяется непреходящее значение романа «Овод». Несмотря на упорное замалчивание со стороны издателей и критиков, его художественная правда рушила все возводимые преграды и прорывалась к читателям. «Овод» был любимой книгой Юрия Гагарина и Зои Космодемьянской, Алексея Маресьева и Николая Островского, Александра Фадеева и Владимира Маяковского, на его основе создавались оперы и фильмы, а создавшая его писательница, окруженная молчанием, думала, что надолго пережила своих героев. В 1955 году она пережила второе рождение. Западные издатели, узнав о популярности Войнич в Советском Союзе, моментально забыли о прежнем нежелании печатать ее книги и не поскупились на бумагу – одно из американских изданий «Овода» вышло 500-тысячным тиражом.

«Бөгелек»

Наш рассказ о писательнице был бы неполным, если бы мы обошли вниманием один крайне занимательный, но практически неизвестный факт. В 1911 году в Лондоне вышла книга Six lyrics from the Ruthenian of Taras Shevchenko, also The Song of the Merchant Kalashnikov from the Russian of Mikhail Lermontov. Переводчицей и автором биографического очерка о Шевченко, как сообщал читателю титульный лист, была Этель Лилиан Войнич. В предисловии она писала: «Причина, по которой я добавляю биографичес­кий очерк, заключается в том, что его (Шевченко. – Прим. авт.) произведения, хотя и легко понятные для его соотечественников, английским читателям было бы трудно понять без знания обстоятельств, при которых они были созданы».

Так как данный сборник малознаком русскоязычному читателю, сообщим, что Шевченко в нем представлен стихотворениями «Минають дні, минають ночі...», «Зоре моя вечірняя...» (отрывок из поэмы «Княжна»), «Косар», «Заповіт», «Мені однаково...» и «Минули літа молодії...». Три из них относятся к казахстанскому периоду творчества великого Кобзаря, для произведений которого характерно частое обращение к судьбе казахского народа, что «на воле молит бога», к его быту и окружающей природе. В предпосланном книге биографическом очерке Войнич подробно рассказала о ссылке поэта в Казахстан и о произошедшем тогда же всплеске его творческой активности. Понять «живую прелесть» шевченковских стихов писательнице помогло в том числе личное знакомство с такими видными деятелями украинской культуры, как Иван Франко и Михаил Павлик. Так как зарубежное шевченковедение еще только формировалось – прежде наследие народного поэта серьезно изучал лишь Уильям Морфилл, известный как первый профессор русского языка в Англии, – то вышедшая в 1911 году книжка стала настоящим откровением. Сегодня мы вправе утверждать, что именно Войнич впервые познакомила европейских читателей с казахстанским периодом творчества Шевченко, события которого нашли свое яркое отражение, по словам самой писательницы, в «его бессмертной лирике». Этот факт, не получивший до сих пор серьезного научного осмысления, свидетельствует о тесных межкультурных связях нашей страны с иностранными государствами.

«Нечего и говорить о том, как странно и интересно было видеть мою книгу на совершенно неизвестных мне языках, например, на грузинском», – писала Войнич Борису Полевому в 1956 году. Как порадовалась бы она, увидев на своей полке издание «Овода» на казахском языке! Увы, у нас нет данных, позволяющих установить, попал ли к писательнице сделанный в 1950 году перевод Мусы Днишева под названием «Бөгелек», за основу которого был взят сокращенный вариант романа на русском языке. Вновь обратиться к нему Днишев решил после 1960 года, когда в Москве издали двухтомник избранных произведений Войнич, впервые полностью представивший текст «Овода». Но работа затянулась, и дополненное издание романа «Бөгелек» было выпущено лишь восемнадцать лет спустя. Войнич тогда уже не было в живых.

Закончить хотелось бы словами самой писательницы. Когда журналист Алексей Аджубей попросил у Войнич написать обращение к советским детям, она ограничилась одним пожеланием: «Счастливого будущего в мире Мира». Под ним вместе с подписью «Э. Л. Войнич» незримо стояла еще одна: «Феличе Риварес – Овод». Он имел право повторить эти слова вслед за своей создательницей, ведь именно борьбе за счастливое будущее посвятил всю свою жизнь.