Правосудие: реалии и перспективы

О преобразованиях в судебной системе и перспективах ее развития в интервью «Казахстанской правде» рассказывает председатель Верховного суда РК Жакып Асанов.

– Жакып Кажманович, что лежало в основе пос­ледних преобразований судебной системы?

– Позвольте в лице старейшего флагмана отечественных средств массовой информации – «Казахстанской правды» – поздравить всех журналистов нашей страны с предстоящим профессиональным праздником!

Преобразования в судебной системе – это логическое продолжение реформ, заложенных в Плане нации Елбасы и программных документах Главы государства. В них озвучены конкретные задачи – качество правосудия и доверие к суду. В связи с этим в начале 2018 года мы решили идти по двум направлениям. Первое – отказались от пресловутых рейтингов для судей, утвердили новый формат судебных актов, обязали судей разъяснять их сразу после оглашения, создавали фронт-офисы, отменили запреты на гаджеты адвокатам в судах, запустили проекты по семейному и ночному судам, судей-примирителей и другое. Второе – разработали законы, решающие стратегические задачи. За 2,5 года – это 22 проекта, 10 законов приняты, 7 – в Пар­ламенте, 5 – в госорганах. Законы кардинально поменяли процесс отбора новых судей; ввели новую систему оценки судей; для повышения их независимости ограничили сроки полномочий председателей и многое другое.

– Почему Верховный суд передал ряд кадровых вопросов в Высший судебный совет?

– Вы правы, мы сами предложили передать Судебное жюри и Комиссию по кадровому резерву из Верховного суда в Высший судебный совет.
Что такое ВСС? Это автономная структура, которая не входит в судебную систему и принимает решения коллегиально. Именно ВСС рассматривает вопросы назначения, наказания и увольнения судей.

Суды нельзя сравнивать с другими госорганами. В министерстве или акимате кадровые воп­росы решают министр или аким. Они, отвечая за своих подчиненных, могут давать им поручения. В судах же ситуация иная: у судьи нет начальников и никто не вправе диктовать ему, какое решение принять по конкретному делу. Отменить решение судьи вправе только вышестоящая инстанция. И только коллегиально. Более того, нужно соблюсти порядок прохождения этих инстанций. Даже Верховный суд не может отменить решение районного судьи, пока оно не рассмотрено в апелляции.

Эти механизмы обеспечивают независимость судьи – одного из базовых принципов правосудия. Да, в судах есть председатели. Но они тоже отправляют правосудие, а их полномочия как председателя ограничены вопросами организации судопроизводства. Не более того. Многие этого не знают. Поэтому пишут и просят нас наказать или поощрить судей.

– А насколько усложнен отбор новых судей?

– Отбор стал реально жестким, как требует руководство страны. Кандидаты проходят комплексное психологическое тестирование. Цель – выявить индивидуально-психологические особенности для работы судьей и факторы, которые могут этому помешать. Далее – тест на знание законов в Агентстве госслужбы, решение кейсовых задач, эссе и интервью.

До 2018 года судьями становились 25% кандидатов, каждый четвертый. Сегодня конкурс выдерживают лишь 6% желающих. То есть слабым юристам дорога к профессии судьи уже закрыта.

Оценку действующих судей проводит новый институт – Комиссия по качеству правосудия. Утвердили методику ее работы. Иностранные эксперты признали ее уникальным и объективным инструментом оценки. Если раньше пятилетнюю аттестацию «заваливали» менее 1% судей, то в 2019 году не смогли пройти 10% (из 377). За 3 года по новой методике аттестуем более 80%.

С 2019 года Комиссия по качеству правосудия и Судебное жюри рекомендовали уволить 25 судей, а 24 – перевести в суд с меньшей нагрузкой. То есть за неполные 1,5 года профессионально непригодными признаны 49 судей. Столько, сколько за 10 прежних лет вместе взятых.

Судебная система постепенно вычищается. За 2,5 года к уголовной ответственности привлечены 25 судей, в 8 раз больше, чем за прежние 3 года.
С другой стороны, наряду с ответственностью повышен соцпакет судьям, избавляем их от несвойственной работы.

Как раз невысокая зарплата и неадекватная нагрузка были фактором оттока кадров. В 2010 году поступило 500 тысяч исков, не считая уголовных, административных дел и других материалов. Через 7 лет, в 2017 году, в 2 раза больше – один миллион. Тогда же был пик увольнений судей по собственному желанию. В 2019-м, после поправок в законы, поток исков снизился до 700 тысяч и отток судей удалось остановить.

Сейчас 10% судейских вакансий. Назову две причины: а) конкурсы часто признаются несос­тоявшимися из-за отсутствия достойных кандидатов; б) сильные юристы не хотят идти в судьи – зарплата в крупных компаниях выше, чем у судей; в) несопоставимы объем работы и ответственность.
Но принимаемые законы и наши оргмеры создают благоприятные условия для судей. Поэтому, пользуясь случаем, приглашаю на конкурсы всех, кто сможет качественно разрешать сложные споры, особенно по налогам, вопросам экологии, недропользования, таможни, монополий и др.

– На прошлой неделе Президент подписал поправки в Гражданский процессуальный кодекс. В чем их значимость?

– Сейчас 83% всего объема дел в судах – гражданские споры: семейные, трудовые, налоговые, хозяйственные и т. д. Повторюсь, их число с 2010 по 2017 год вырос­ло с 500 тысяч до одного миллиона. При этом судей не стало больше. В 2018 году мы пришли к выводу: если ничего не предпримем, то судьи могут столкнуться с неподъемным валом дел.

А ведь большая часть судей – женщины. К примеру, в Сарыаркинском райсуде столицы из 18 судей 15 женщин. В день каждый из них разрешал 4 граж­данских спора. По каждому надо выверить факты, доводы, принять решение и разъяснить сторонам. Вечером вдобавок судья принимал решения по 50 материалам судоисполнителей. В отдельные дни до 150 санкций. По сути – конвейер. Но никто же не может запретить людям судиться. А увеличивать число судей – тоже не выход! В развитых странах 90% споров разрешают внесудебные институты, не доводя их до суда.

В суде всегда есть «победитель» и «проигравший». «Проигравшие» нередко создают резонанс, чтобы оказать давление на суд и власть. Внесудебные институты, напротив, приводят стороны к консенсусу. Это мощный инструмент для предупреж­дения роста конфликтности в обществе.

Не искать виновных, а примирять – такой была миссия казахских биев. Если хотите, это наш национальный код. Предки говорили «кешірімді бол» – умей прощать. Это древнее назидание сидит у нас в крови. Поэтому 2 года назад начали пилот «Примирение: до суда, в суде». С акиматами и общественными организациями открыли 47 цент­ров внесудебного примирения. В этом помогают 118 судей-примирителей и 413 советов биев.

Во всех экономсудах представители НПП «Атамекен» убеждают предпринимателей найти консенсус без суда. Активно работаем и с госорганами, чтобы те тоже меньше вынуждали людей и бизнес обращаться в суды. За 2 года удалось не только остановить непрерывный 10-летний рост споров в судах, но и снизить их на 30% – с одного миллиона до 700 тысяч.

Не менее важно было для этого создать и правовые условия. Первый шаг – поправки в ГПК, о которых Вы спросили. По еще действующей редакции ГПК судья главным образом нацелен решить: кто прав, кто виноват. По новым поправкам ГПК все иначе. Иск сначала поступает судье, у которого одна цель – примирить. Закон дает на это 14 дней. Если удастся – иск отзывается. Нет – дело смотрит второй судья. Но и он должен помочь найти консенсус. Считаю, что это главная миссия судьи в гражданском процессе, ключевая цель поправок в ГПК. На подходе ряд иных законов. Их цель – создать больше возможностей для решения конфликтов вне суда. Активными должны быть саморегулируемые организации медиаторов, биев, нотариусов, адвокатов, общественных примирителей, арбитражей и других институтов. Есть Суд МФЦА и Международный арбитражный центр на основе английского права, созданные по инициативе Елбасы. Сильнейшие английские юристы готовы разрешать споры по самым лучшим стандартам.

Еще один важный момент – меняется роль судьи в процессе. Судья сегодня связан по рукам пределами иска, ограничен искать истину в споре, не вправе помочь стороне, неправильно сформулировавшей исковые требования. Как следствие, проигравший в недоумении, почему судья принял такое решение.

Пример. Сосед подал иск на нового соседа, который отхватил у него две сотки. Казалось бы, закон на его стороне. Но суды, в т. ч. и ВС, отказали в удовлетворении иска. Истец, разумеется, возмущен. А судья не вправе подсказать истцу, что он неправильно составил иск. Надо было не на соседа подавать, а на акимат­, выдавший акт на землю.
Абсурд! Об этом мало кто знает. Эту тему обсуждали два года, из них год в Мажилисе. Многие, в т. ч. и судьи, были против. Потому что так удобно. Наказывать его не за что, ведь стороны сами не раскрыли все нюансы или подали неправильный иск.

Теперь же, с 22 июня, с введением в действие поправок в ГПК, ответственность судьи будет другая. Он обязан быть активным и добиваться поиска истины в споре. Для этого ему даны необходимые полномочия. Принцип состязательности остается, но появляется более здравый смысл и логика. Процесс станет понятен. Особенно это нужно людям, идущим в суд без профессиональной юридической поддержки. Поправки в ГПК убирают порядка 20 промежуточных, вовсе бесполезных судебных актов. У судей будет больше времени для качественного разрешения споров.

– Если ГПК теперь обязывает судью быть активным, то в уголовном процессе Вы – за пассивность судьи. Как это понимать?

– Преобразований в уголовном судопроизводстве столько, что хватит для отдельного интервью. Поэтому скажу о самом главном.
В чем больше всего обвиняют суд? В том, что он идет на поводу у правоохранительных органов. Забегая вперед, отмечу: обвинительный уклон в судах уже сломлен. Если раньше (2015–2017 годы) по тяжким преступлениям в среднем за год было 15 оправдательных приговоров, то в 2018–2019 годах уже 167 за каждый год (0,2 против 2,4%). То есть рост в 12 раз. По особо тяжким деяниям рост в 6 раз (0,26% против 1,6%). На этот сильный сигнал правоохранительная система уже отреагировала: за последние два года число уголовных дел, передаваемых в суды, уменьшилось на 32%. То есть органы следствия стали тщательней оценивать судебную перспективу. В 2019 году суды удовлетворили 42% жалоб на действия и решения органов следствия. Это почти вдвое больше, чем в предыдущие годы.

Рост числа оправдательных приговоров и удовлетворенных жалоб на органы следствия – это реальные наши позитивные тренды. Но оправдывать – не есть задача суда. Мы не стремимся повышать число оправданных ради показателей. Задача – вынести справедливое, основанное на законе решение. Для кого-то оно в виде оправдания, для кого-то – наказания. Что же касается «обвинительного уклона», то в суде не должно быть никаких уклонов – ни обвинительного, ни оправдательного. Только правильная оценка доказательств, представленных как со стороны обвинения, так и со стороны защиты.

– Но ведь этого недос­таточно для того, чтобы суды окончательно избавились от обвинительного уклона.

– Недостаточно. Предстоит еще немало сделать, чтобы общество было уверенно в результатах проводимых преобразований. Для этого у нас есть четкое видение и конкретный план действий. Самый главный, повторю, шаг сделан – тренд сломлен. А чтобы избавиться от него полностью, необходимо обеспечить важный аспект – реальное равенство обвинения и защиты.

В этом плане заслуживает внимания опыт других стран, а также предложения иностранных и наших экспертов. Речь о том, когда судье одномоментно передают: прокурор – обвинительный акт, адвокат – акт защиты. А не как сейчас – разом все материалы уголовного дела. Это создаст реальную состязательность обвинения и защиты.

Судье, как считают эксперты, вредно знакомиться с делом, представленным обвинением, до начала процесса. Ведь читая сотни страниц дела, можно «с головой» погрузиться в хронику преступления и попасть под воздействие парадигмы обвинения. То есть судья до процесса на уровне подсознания уже убеж­ден: обвиняемый – преступ­ник и он должен быть наказан! Но судье не то что дело, ему даже прессу и комментарии об этом деле не следует читать. Мы должны оградить его от преду­бежденности. Поэтому экс­перты и говорят, что прокурор и адвокат должны давать судье свои доводы по «чайной ложке» только на самом процессе. Дело должно формироваться именно на столе судьи в ходе судебного следствия.

Такая модель может дать мощный мультипликативный эффект для всего уголовного судопроизводства. Процессуальный прокурор с самого начала будет скрупулезно надзирать за ходом следствия, понимая, что судья завтра спросит с него за каждый довод, улику, свидетеля. Прокурора будет подстегивать и наличие у адвоката больших, чем сейчас, полномочий, и что адвокат наравне с ним будет представлять свои улики и доводы в пользу подзащитного. Адвокаты перестанут жаловаться на невнимание судьи и «предрешение дела». Качественнее будут отрабатывать гонорар.

В Италии к модели равноправия обвинения и защиты перешли еще в 1989-м. Позже заимствовали и страны Прибалтики. К примеру, Эстония перешла к этой модели еще 16 лет назад.

Смотрите: недовольные приговором всегда обвиняют судью. Но никто не задает вопрос: а какие веские улики представили прокурор и адвокат, убедительны ли были их аргументы и речь в суде?

Но возникает вопрос, насколько готовы наши судьи, адвокаты и прокуроры перейти на эту модель? Конечно, если пойдем, то это потребует времени для поэтапного внедрения, начиная с мелких дел.

– Целый пласт ново­введений предлагает и проект нового Административного процедурно-процессуального кодекса. Что нового следует ожидать с его принятием?

– Выше я говорил, что есть 3 формы судопроизводства. Адм­юстиция – новая, четвертая. Ее внедрение – революционный шаг. Она станет сильной опорой «слышащего государства». После введения АППК иски граждан и бизнеса против госструктур рассматриваются по принципу «презумпции виновности госоргана».

Доказывать законность и обос­нованность своего решения, действия или бездействие будет госорган. Людям или организациям достаточно обратиться с иском о несогласии с его решением. Суд будет содействовать истцу правильно сформулировать исковые требования и устранять формальные ошибки. А если чиновник не исполняет решение, то суд наложит штраф лично на него.

АППК содержит много прог­рессивных новелл. Полагаем, что он заработает с июля 2021 года. Нужно время, чтобы обучить судей и принять ряд организационных мер по созданию адмсудов.

– Как наша судебная система работает в период пандемии COVID-19? Ведь многие страны просто закрыли свои суды.

– С первых дней ЧП перед нами стояли две непростые задачи. С одной стороны, обеспечить безопасность участников процессов, судей и работников судов. С другой – не прерывать отправление правосудия. Оставался один выход – перейти на дистанционный режим.

Технически наши суды были готовы. В рамках Плана нации все 1 452 судебных зала были оборудованы аудиовидеофиксацией (АВФ). В первые дни ЧП мы вдвое нарастили мощности серверов. В первую же неделю ЧП суды удаленно рассматривали около одной тысячи дел ежедневно. К середине марта – до 4,5 тысячи. Есть жалобы на качест­во онлайн-процессов. Но здесь вопрос на стороне провайдеров, чьи каналы связи используют участники процессов. Некоторые просто не имеют навыков пользования гаджетами. Наши судьи тоже учатся на ходу.

За 5 месяцев текущего года, включая период ЧП и карантина, число апелляционных жалоб не возросло по сравнению с таким же периодом 2019 года. Тогда онлайн-процессов были единицы. По гражданским делам, наоборот, видим снижение апелляционных жалоб с 15,4% до 12,9%. В физическом выражении с 26 тысяч до 15 тысяч.
С начала ЧП порядка 15% уголовных и гражданских дел были вынуждены приостановить или отложить на поздние сроки. Порядка одной тысячи дел рассмот­рели с физическим присутствием участников. В основном это дела, где люди под стражей и не могли провести процесс удаленно.

Если магазин закроют на карантин, то купить продукты можно в другом. Если госорган прекращает свою работу, то его функции передают другим под­разделениям. В случае с судом это не так. Если его закроют на карантин, то передать дела в другой суд нельзя. Каждый суд имеет свою подсудность. Сарыаркинский райсуд не может рассматривать дела Алматинского райсуда, даже если оба расположены в столице. Это закреплено в подпункте 3 пункта 3 статьи 77 Конституции.

– Жакып Кажманович, в завершение что бы Вы хотели еще сказать нашим читателям?

– Мы не затронули ряд важных вопросов, которые волнуют общество. Один из обсуждаемых – доступ на кассацию. По уголовным делам готов законопроект и обсуждается с госорганами. Кассационную жалобу будут рассматривать три судьи ВС, а не один, как сейчас.

Не обсудили и защиту иностранных инвесторов, следственные суды, единообразие судебной практики, прогнозирование исхода дела и многое другое. Эти темы, надеюсь, будут предметом следующих интервью.

Реформы в экономике, как правило, дают результаты быстро. В нашем же случае перемены требуют больше времени. Это связано с «природным» консерватизмом судебной системы. Он объективно оправдан веками. Только через правосудие государство чувствительно вторгается в права, свободы и интересы человека. Поэтому все свои инициативы и планы мы сверяем с лучшими международными и отечественными учеными и прак­тиками. Обсуждаем их два раза в год на Международном совете при Верховном суде, в составе которого представители судебных систем Англии, Германии, Южной Кореи, России, Эстонии и наши ученые.
Все, что мы делаем, нацелено лишь на одну важную цель – чтобы наши граждане, бизнесмены, иностранные инвесторы и международные партнеры доверяли и были уверены в казахстанских судах.