Уроки психологии. О чувстве собственного достоинства

После участившихся в последнее время резонансных преступ­лений, например, жестокого убийства молодой женщины, общество задалось вопросом: кто виноват? Почему вдруг такого рода преступления стали чуть ли не нормой? Что с нами, казахстанцами, не так?

– С пониманием норм морали и нравственности люди не рождаются, – говорит кандидат педагогических наук, аналитический психолог Айгуль Садыкова. – Представления о них у детей зависят от воспитания, когда их обучают этому в буквальном смысле, рассказывая, что правильно, а что – нет. Второй фактор – опосредованный: ребенок впитывает нормы поведения из окружающей среды, причем это происходит бессознательно, автоматически. Что касается первого, то, так как у него еще не развито критическое мышление, ребенок все, что транслируется в первую очередь в семье, воспринимает как норму, даже если происходит нечто, что взрослый оценил бы как неправильный, недопустимый поступок. Поэтому, например, скрытый педофил, который имеет постоянный доступ к ребенку, может его постепенно развращать, приучать получать удовольствие от скрытых «игр». Дети, особенно совсем малыши, могут не понимать, что это табу.

Это все к тому, что с представ­лениями о нормах морали и нравст­венности, как и с совестью, которая не является врож­денной психической функцией, люди не рождаются, они привносятся окружающей средой и только спустя время становятся внутренними представлениями, которые регулируют их поведение в социуме во взрослой уже жизни. Поэтому отсутствие нравст­венности, о котором сейчас все заговорили, можно назвать болезнью общества. И если рассматривать с позиции того, что большое есть отражение малого и наоборот, то можно утверждать, что среднестатистическая семья – отражение государства, а организация общества есть отражение семьи.

– Традиционно казахские принципы существования испокон веков зиждились на родовых отношениях...

– Действительно, казалось бы, ничего плохого в таких отношениях нет (род всегда придет на выручку), но сейчас те качества, которые раньше были позитивными и нужными, помогали выживать и выстраивать иерархию в степи, реализуясь в теневой форме и будучи возведенными в абсолют, стали ограничивать развитие государства и общества. Вернемся к морали и нравственности. Когда все вдруг начинают жить и действовать, подстраиваясь под отца, а потом сами становятся мини-папами, то, соответственно, взаимоотношения между людьми меняются, везде как бы внедряется детско-родительский принцип, где отец всегда прав, а маленькие дети всегда слушаются его, особенно если среда патриархальная. Но если отец не придерживается морали, то откуда ей появиться у детей?

Или возьмем двойные стандарты, которые транслируются в семье. К примеру, мама говорит ребенку: «Никогда не лги», а потом просит его ответить на телефонный звонок и сказать, что ее нет дома. Она даже не задумывается, что в душе у ребенка начинается конфликт: «Как так?! Мне говорят, чтобы я всегда говорил правду, а теперь я должен солгать?» Вроде бы мелочь, но он не может дифференцировать, где ложь не имеет последствий, а где лгать нельзя никак.

Жизнь состоит из мелочей, взрослые не замечают искажений, но дети всегда чувствительны к нюансам. И они не могут оставаться в состоянии неопределенности, поэтому постепенно, раз за разом у них формируется своя система ценностей, порой отличная от общепринятых норм.

А что дети видят в школе? Загнанных, уставших учителей, которых порой заставляют делать то, что не входит в их непосредст­венные обязанности. В поликлинике видят замордованных врачей, которым как будто бы и не до пациентов, в магазине – недружелюбных продавцов. Среда как будто бы инфицирована агрессией. Кроме того, в последние годы в мире и нашей стране в частности слишком часто стали возникать форс-мажорные ситуа­ции: пандемия, войны, пожары или прорыв тепло­сетей в зимнее время, угроза землетрясения и тому подобное. Это вызывает тревогу. А там, где много тревоги, на первый план выходит приоритет удовлетворения базовых аспектов существования. Человек как бы спускается до «базовых настроек», куда нормы морали не входят.

А когда в обществе разброд и шатание, манипулировать и управлять человеком очень легко. Он становится уязвимым, поэтому будет искать, за что «зацепиться» в духовной сфере. Он ведь тем и отличается от животного, что ему, как личности, важно иметь смысл для существования. Они (смыслы) бывают разного уровня – забота о детях, профессиональная или общест­венная деятельность и так далее. И если их нет, то появляется духовная пустота, и тогда, хочет человек этого или нет, он будет ее чем-то заполнять. Иногда эти смыслы приносятся извне, например, религиозной и иной пропагандой, а иногда человек уходит в мир грез через наркотики, алкоголь, игровые ставки.

о Потерянном

– А вот инфоцыгане (коучи, которые учат тому, в чем не разбираются), заполонившие собой пространство, играют в этом какую-то роль?

– Да, конечно, потому что они как будто бы показывают: я знаю секрет успешности, приходи ко мне – и будешь богат, а значит, и счастлив. Деньги являются самым понятным символом, дающим человеку в первую очередь ощущение безопасности и контроля над своей жизнью. Они не дадут ощущения счастья, которое можно зафиксировать и чувствовать всегда, но точно сделают богаче того, кому заплатили за «секрет счастья».

Теперь нужно сказать о самом главном – о чувстве собственного достоинства. Именно оно дает нам ощущение, что «со мной все в порядке», несмотря на личные невзгоды и катаклизмы. В нашей стране, к сожалению, стало общепринятым, что человек уважаем только в том случае, если у него есть высокий социальный статус и деньги. Они стали неотъемлемой частью признания обществом. Еще один путь заставить себя «признавать» и «уважать» – проявление власти в быту. Он выражается в агрессии, через которую человек заставляет служить себе, например, семью. Если он не имеет внутреннего «стоп», то это переходит в бытовое насилие.

– Высокий уровень тревоги присущ только нашему обществу или вообще всему миру?

– Ее много там, где есть состояние неопределенности. На постсоветском пространстве есть свои причины, вызывающие ее, а если говорить про все человечество, то ощущение тревоги, помимо прочего, нагнетается очевидными проявлениями изменения климата: ураганами, наводнениями, жарой выше нормы. Поэтому, я думаю, общий уровень тревоги на планете поднялся в принципе. Кто-то говорит, что мы проходим очередной период, которых в истории Земли было много, но ученые считают, что изменение климата связано с деятельностью человека. Мать-природа как будто сошла с ума. Но сумасшедшей ее сделали мы, ее дети.

– Существует мнение, что обилие информации, особенно негативной, тоже нагнетает уровень тревожности...

– Это так. Она будто бы впрыс­кивается в общество все в больших объемах, потому что этот контент лучше потребляется. Но читая такую информацию, человек заражается негативом, происходит инфицирование. Поэтому тот огромный информационный поток с таким содержанием, который сегодня обрушивается на человека, постепенно воспринимается как норма жизни. Еще лет десять назад невозможно было представить, чтобы ненормативная лексика звучала в пуб­личном пространстве. Сейчас речь в половине роликов в TikTok содержит мат.

– А это как-то связано с тем, что сегодня никого уже и не удивляет то, что часть общества вдруг встает на сторону коррупционеров и убийц, а родственники насильников кидаются в судах с кулаками на потерпевших?

– Здесь есть две стороны одной медали – индивидуальная и коллективная, за которую отвечает государство. Если совсем обобщить, то пока государство не поднимет статус тех людей, кто занимается воспитанием, обучением, поддержанием порядка и здоровья своих граждан, а именно учителей, врачей, пожарных, и это не весь список, то падение нравственности будет продолжаться. Ведь тот же учитель не просто дает знания. Приведу пример из своей жизни. Мой отец родом из глухой деревни в Восточном Казахстане. Его неграмотная мать (не умела ни читать, ни писать) в 25 лет осталась вдовой с тремя детьми. Зимой во время войны дети на улицу почти не выходили, потому что обувь была одна на всех. Казалось, что выбиться в люди из такой семьи невозможно. В младших классах был всего один класс, где всех детей – с первого по четвертый – фактически без учебников учила одна учительница. Отец потом вспоминал, что где-то она могла ошибаться, но зато дала главное – будучи непререкаемым авторитетом, заложила потенциал и мотивацию на развитие. Он до последней минуты своей жизни вспоминал ее – свою первую учительницу. Рассказывал, что испытывает перед ней чувство вины из-за того, что, увидев ее беременной, захихикал и обозначил словами ее состояние, а она сильно покрас­нела от смущения. В казахской культуре не принято называть беременность напрямую, это считается неприемлемым, неэтичным. Семилетний ребенок по тому, как отреагировала эта женщина на его поведение, понял, что он сделал что-то неправильно. Опыт, став уроком нравственности, остался с ним на всю жизнь.

Сейчас дети видят в учителе обслуживающий персонал. Если его могут заставить кому-то из них поставить пятерку, чтобы не портить статистику, то как они будут уважать этого педагога?

Я считаю, что сейчас нам нужна государственная программа по возвращению достоинства прос­тому человеку, чтобы поднять его статус. И здесь одним только материальным вознаграждением проблему не решить. Это только минимум, «необходимое, но недостаточное условие».

Изгнание стыда и совести

– А как тогда можно вернуть его?

– Возьмем последний пример из жизни. Когда одному певцу дали орден, то общество восприняло это как обесценивание наград. Все вспомнили, что у нас есть много людей, которые вносят огромный вклад по собственной инициативе за свои средства в сохранение и поднятие культуры нашей страны. Например, журналист Ольга Гумирова, которая со своими единомышленниками бьется за сохранность древних петроглифов. Культуролог Зира Наурызбаева с литератором Лилией Калаус написали и издали серию детских сказок с образами и символами казахской культуры, которые переведены на английский язык и теперь продаются на мировой торговой интернет-площадке Amazon. Популяризатор казахского языка Канат Тасибеков каждую субботу проводит бесплатные встречи для желающих изучать казахский язык. Но этих людей почему-то не награждают. Почему люди сейчас ностальгируют по Советскому Союзу? Потому что тогда обычный человек считался (по крайней мере – официально) главным. Понятно, что там бывало всякое, но любой рабочий знал, что его заметят и он будет значимым, если выполнит свою работу в срок и качественно. Так должно быть, потому что государство зиждется на простых людях.

– После видеообращения награжденного по поводу возвращения ордена мне почему-то стало жалко его и даже стыдно за всю ситуацию, хотя я и не осуждала, и не поддерживала.

– Когда вы его, взрослого мужчину, вдруг пожалели, то попали в коллективный комплекс. Он заключается в том, что в сознании многих мужчины выглядят сильными и мужественными, но бессознательно их видят хрупкими, что, конечно, не подвергается критическому осмыслению.

– Что это значит?

– А то, что, например, нельзя говорить начальнику правду – он разозлится. Или говорят еще: «Не дай бог, папа узнает». Это преподносится так, словно наши мужчины не выдерживают малейшего напряжения от того, что что-то идет не так, как они это представляют. Но это оторванность от реальности. Получается, бессознательно мужчины видятся слабыми и хрупкими. Вот и здесь так же: пожалели певца, который сам уже отец.

– А то, о чем мы сейчас говорим, не связано с тем, что раньше родственники преступника, совершившего бытовое, сексуальное или психологическое насилие, стыдились этого, а сейчас – нет?

– Они и теперь стыдятся, только сейчас этот стыд вытесняется, потому что жить с ним невыносимо. Как раз он и управляет теми женщинами, которые кидаются с кулаками на жертву. Так они пытаются избавиться от него, как бы возвращая таким уродливым способом свое утраченное достоинство из-за поступка мужчины. А еще сейчас исчез общественный институт репутации. Люди пода­ют руку человеку, который избивает свою жену, и сидят с ним за одним столом, не высказывая вслух свое неодобрение.

– А как нам относиться к тому, что у мужчин, избивающих и даже убивающих своих жен, находятся защитницы? Они пишут в соцсетях, что «сама его довела».

– На мой взгляд, в этом присутствует бессознательное отношение к мужчинам, как к хрупким людям. Чтобы сохранить их, нужно правильно себя вести, иначе они не выдержат. Корни этого явления уходят в голодомор и войну, унесших жизни многих мужчин, а в патриархальной среде есть представление, что мальчик всегда главнее, ближе к сердцу, чем девочка. После войны любой вернувшийся живым солдат, пусть он хромой, кривой, подверженный алкоголизму, был важен. Но такому мужчине было сложно дать женщине теп­лую эмоциональную связь. И когда рождался сын, мать всю свою любовь вкладывала в него. Он становился как бы заменой мужа в эмоциональной подпитке – давал ей те переживания, которые мать не получала от мужа. И она, будучи носителем коллективной травмы, сохраняла сына, как хрус­тальную вазу, инфантилизируя его таким образом. А дочери воспринимались и воспринимаются до сих пор как продолжение себя, которое все сможет, все потянет.

Этот коллективный комплекс до сих пор активен в нашей стране. В итоге мы получили сильных женщин, которые могут выдержать любую нагрузку, в том чис­ле унижение. Поэтому многие из них не уходят от мужей до тех пор, пока их не убьют.

– Следовательно, женщины сами виноваты в том, что мужчины становятся хрупкими, инфантильными, истеричными?

– Такой вывод в корне неправильный. Потому что все, о чем я сказала, – это результат бессознательного психического выживания на коллективном уровне, а вовсе не чья-то злая воля. Так уж сложилась история нашей страны. Но у нас есть возможность сделать осознанным выход из такого коллективного комплекса. Нас надо лечить. И первым шагом к этому должно стать признание коллективной травмы – потерь во время реп­рессий и голодомора. А следующим этапом будет горевание. Не формальное, как у нас обычно это бывает. Без государственной программы это сделать практически невозможно. Есть опыт Германии и еврейской нации – они организовали этот процесс. Если вернем достоинство всей нации, тогда перекосы в психическом поле выровняются и появится шанс построить процветающее государство. Материальная основа у нас для этого прекрасная. Психическую же надо восстанавливать.