Норма – не быть равнодушным

Закон и Порядок

20 декабря 2024 г. 2:30

390

Екатерина Бескорсая

cобственный корреспондент по Павлодарской области

Каждый день убеждается в этом региональный уполномоченный по правам ребенка Павлодарской области Сауле Шакенева

фото Алибека Дженалинова

За полгода, которые она занимает эту должность, РУПР, как многие сокращенно называют общественницу, действительно стала активным рупором в борьбе с жестокостью и безразличием. Сауле Шакенева – учитель по образованию, в школе она и начинала свой трудовой путь. В период с 1994 по 2012 год работала в правоохранительных органах, имеет звание подполковника полиции. С 2022 года является учредителем общественного объединения «Семья и дети. Павлодар».

– Сауле Сабитовна, у регионального уполномоченного по правам ребенка много работы? Люди Вас знают?

– Могу сказать, что да, знают. В среднем я обрабатываю по семь обращений в неделю, но бывают дни, когда ни одного обращения, а бывают – сразу по пять-шесть. Чаще все-таки пишут мне взрослые, и мужчины, и женщины. Но и дети стали смелее, к слову, – по инициативе управления образования, и нужно отдать должное за это: во всех школах, колледжах и других учебных заведениях висят плакаты с моей фотографией и контактами, как и на всех их страничках в соцсетях. Это тоже влияет на то, что меня знают и мне пишут.

К тому же я довольно много езжу по области и провожу встречи не только в павлодарских школах. Транспорт мне выделил аким области Асаин Байханов – огромное спасибо ему за поддержку, по-моему, в других регионах этого нет. Но должна сказать, что меня в целом некорректно сравнивать с моими коллегами в областях – все они имеют основную работу, а у меня ее нет. Я считаю, что работа РУПРов должны быть освобожденной и, соответственно, оплачиваемой. Сегодня это общественная деятельность, и реализуется она или в ущерб основному месту работы, или в перерывах между основными обязанностями.

– С какими вопросами к Вам обращаются жители области?

– Львиная доля касается проблем в школе. Еще одна группа обращений – это когда уже разведенные муж и жена не могут поделить ребенка. Самое страшное, что дети становятся разменной монетой в таких ситуациях. Приходится рассказывать, что пока вы, взрослые, боретесь между собой, ваши дети пьют таблетки, выходят с 11-го этажа, пишут в сомнительные Telegram-каналы и ищут другие способы, чтобы их услышали. Конечно, я всегда объясняю, что у меня нет рычагов, которые есть у государственных органов. Моя задача – направить, сфокусировать внимание. Но я работаю в плотной связке с местными исполнительными органами – мы все в одной лодке.

За это время я встречалась с жертвами насилия – девочками, мальчиком, с теми, кто пытался покончить с собой. И последняя девочка-подросток, с которой я разговаривала, на мой вопрос, зачем она так поступила, ответила: «У меня не было другого способа, чтобы меня услышали». Она даже и не понимала, что ее могут не спасти. Семья, кстати, внешне благополучная. И это еще раз подтверждает, что неправильно работать только с неблагополучными семьями. У нас равнодушие везде и всюду: «ну бьют ребенка, но не моего же», «она же мама – ей можно». Меня пугает уровень агрессии в нашем обществе. Взрослые чего только не пишут в соцсетях, а потом удивляемся, откуда злость в наших детях.

– Что, на Ваш взгляд, нужно сделать, чтобы повернуть ситуацию с насилием и уровнем жестокости в обществе?

– В первую очередь нужно ликвидировать правовую безграмотность. Честно говоря, чем больше работаю, тем лучше понимаю, что уровень правовой безграмотности у нас просто зашкаливает. Даже среди чиновников, работников системы образования. Правовое невежество и создает тот коллапс, который сейчас существует.

Я встречаюсь со старшеклассниками и рассказываю им о законах. О том, что возраст полового согласия у нас в стране закреплен на уровне 16 лет, что с 14 лет наступает уголовная ответственность за 30 преступлений, перечисляю их – сообщение о факте терроризма, умышленное приведение в негодность транспорта или путей сообщения, завладение транспортом без целей хищения и так далее. А ведь наши дети понятия не имеют обо всем этом! Их поражает пример, что если они взяли у соседа тайком машину «просто покататься», то это уже уголовное преступление.

Приходится рассказывать детям, что никто не имеет права их бить – ни за что. Я часто слышу такие ремарки: «нужно же узнать, за что его ударили». Но сама постановка такого вопроса – нонсенс. Нужно приучать людей все конфликты разбирать в правовом поле. В целом я встречаюсь и с учителями, и с чиновниками, и с родителями.

– Результаты видите?

– Считаю, что они есть. Сейчас немало родителей в школах пишут отказы от психологического сопровождения, не понимая, что этим они вредят своим детям. Например, в позапрошлом году школьный психолог в процессе обычной работы с учащимися выявила группу детей, которых насиловали на протяжении нескольких лет. И когда психолог работает только с половиной класса, потому что второй половине родители не дали добро, у него не будет общей картины.

Все дети сейчас – мины замедленного действия. Два года назад был случай, когда школьный психолог выявила суицидальные намерения у девочки, сказала об этом маме, но та отмахнулась. Через три недели ребенок покончил с собой. И когда я все это подробно разъясняю на собраниях в школах, некоторые родители сразу же при мне забирают свои отказы.

Наши закрытые от общественности и от родителей школы стали более открытыми. Помните же образ чеховского учителя «как бы чего не вышло». Я с этим борюсь и считаю, что есть подвижки. Сейчас свободно захожу в любую школу. Руководство не должно бояться говорить, если что-то случилось, тогда не будет и кривотолков. Не паблики в соцсетях должны разносить информацию, а сами школы обязаны информировать. У нас ведь еще год назад был принят совместный приказ пяти министерств об утверждении методики по раннему выявлению и оказанию помощи несовершеннолетним, подвергшимся или ставшими свидетелями насилия, травли, кибербуллинга. Все школы должны в течение часа уведомлять отдел образования не только о фактах, но и о подозрениях на факт насилия.

А чтобы не было даже помысла умолчать о чем-то, в школах во всех кабинетах нужно устанавливать видеокамеры, пишущие картинку и звук. Я говорю об этом везде и всюду. Это отличное решение, помогающее предотвратить конфликты и разобраться в тех, которые все-таки происходят.

– К сожалению, камеры в каждой квартире не поставишь, а как показывает практика, насилие у нас происходит чаще всего как раз дома. Как повлиять на родителей и родственников?

– Повлиять можно только одним способом – внушать мысль, что наказание неотвратимо. У нас первыми наказывают педагогов, но все идет из семьи. Нужно не только наказывать родителей, которые не усмотрели, довели, избили своего ребенка, но и публиковать открыто эти факты наказания – без фамилий, но все же. Когда детей изымают из семей. Когда родителей штрафуют.

Я считаю, что местные исполнительные органы, отвечающие за идеологию, могли бы активнее работать. Посмотрите: на свои мероприятия, популяризирующие семейные ценности, они приглашают как раз благополучные семьи. Это неплохо, но этого мало. Нужно пропагандировать ответственное родительство. Чтобы получить водительские права, мы сдаем экзамены, чтобы получить профессию, учимся в колледжах и вузах. А быть родителями нас нигде не учат. И идея открыть в школах центры педагогической поддержки родителей – классная, но пока не работающая. А при нашем уровне агрессии в обществе такой центр должен работать 24⁄7. Чтобы родители могли приходить туда и говорить: «Я не справляюсь с воспитанием, помогите, подскажите». Думаю, что это нужно раскручивать активнее.

И еще – надо награждать сознательных граждан, которые сообщают о фактах жестокости, насилия, чтобы их не стукачами называли, а равнялись на них. Нам нужно ежедневно создавать правильные идеалы. Не быть равнодушным должно стать нормой.

#дети #суицид #семья #насилие #воспитание #Сауле Шакенева